09.02.2008   l   14:10
05.04.2006
Маттео Банделло. «Ромео и Джульетта» (окончание)

Джульетту  почти  насильно  увезли  в  Виллафранка,  где у ее отца было прекраснейшее  именье.  Девушка  поехала  туда  с  такой  же охотой, с какой приговоренные  к  смерти идут на виселицу. Туда прибыл и граф Парис, который увидел  Джульетту  в  церкви  во  время  мессы, и, хотя она была похудевшей, побледневшей  и  печальной,  все  же она приглянулась ему, и он отправился в Верону,  где  договорился  с  мессером  Антонио о заключении брачного союза. Джульетта  тоже  вскоре  вернулась  в Верону, и отец сообщил ей о договоре с графом  Парисом,  уговаривая  не  противиться  и быть в хорошем расположении духа.  На  это  Джульетта  ничего отцу не ответила, удерживая слезы, готовые брызнуть из глаз, и стараясь овладеть собой. Узнав, что свадьба назначена на середину  сентября,  и не зная, к кому обратиться за помощью в столь трудном деле,  она  решила  отправиться к фра Лоренцо и посоветоваться с ним, как ей отказаться от нареченного жениха.

Приближался   торжественный  праздник  успения  благословеннейшей  девы Марии,  матери  нашего  спасителя; Джульетта, воспользовавшись этим случаем, пошла к мадонне Джованне и так сказала ей:

-  Мама  моя  милая,  я  не знаю, откуда взялась эта тяжелая тоска, что давит меня, ибо после смерти Тебальдо я не нахожу себе места и с каждым днем становлюсь  все  печальнее,  и  нет на свете ничего, что могло бы порадовать меня.  И  вот я решила в святой праздник успения нашей заступницы девы Марии исповедаться.  Быть  может, с ее помощью я найду успокоение моим страданиям. Что  скажете  вы  на  это, дорогая моя мама? Должна ли я сделать то, что мне запало  в  душу?  Если  вам  кажется, что мне надлежит принять иное решение, научите меня, ибо я другого ничего придумать не могу.

Мадонна  Джованна, будучи женщиной доброй и крайне набожной, с радостью согласилась  на решение дочери, вполне одобряя его и всячески расхваливая ее намерение. Итак, собрав своих домочадцев, они отправились в Сан-Франческо и, прибыв  в монастырь, просили позвать фра Лоренцо, который не замедлил прийти в  исповедальню.  Джульетте  удалось проскользнуть туда, и, очутившись перед своим духовным отцом, она так сказала ему:

-  Падре,  нет  на  свете  человека,  который  лучше  вас  знал бы, что произошло   между   мной   и  моим  супругом,  поэтому  нет  нужды  об  этом распространяться.  Вы  должны  еще  помнить  письмо, которое я послала моему Ромео:  вам  надлежало  прочесть его и переслать ему. Там я писала, что отец мой  прочит  мне  в мужья графа Париса ди Лодроне. На это Ромео мне ответил, что  приедет  и  все  уладит, но когда - один бог знает! Теперь дело обстоит так, что в наступающем сентябре назначена моя свадьба, и я получила строгий быть  готовой.  Время приближается, а я не вижу способа, как освободиться от этого  Лодроне,  который  и  в  самом  деле мне представляется разбойником и губителем*,  ибо  он  хочет похитить чужое добро. Я пришла к вам сюда за советом и помощью. Я не хочу довольствоваться этим "приеду и все улажу", как пишет  мне  Ромео,  ибо  я  жена  его и заключила с ним брачный союз, я буду принадлежать  только ему и никому другому. Но мне нужна ваша помощь и совет. Выслушайте  же  меня. Вот что мне пришло в голову. Я хотела бы, падре, чтобы вы  достали  мне  чулки, куртку и остальные принадлежности одежды мальчика и помогли  мне  поздно  вечером  или  рано  поутру покинуть Верону и, никем не узнанной, отправиться в Мантую и укрыться в доме моего Ромео.

Монах,  услышав об этой не совсем ловко задуманной затее, которую он не одобрял, сказал:

-  Дочь  моя,  твое  намерение  нельзя  привести  в  исполнение, ибо ты подвергаешь  себя чересчур большой опасности. Ты слишком молода, воспитана в довольстве, тебе трудно будет перенести тяготы путешествия; ведь потребуется идти  пешком.  Ты  не  знаешь  дороги  и можешь легко заблудиться. Твой отец немедленно,  не  найдя  тебя  дома,  пошлет  за тобой погоню ко всем воротам города  и  по  всем  дорогам,  и,  разумеется, тебя легко найдут. Когда тебя приведут  домой, отец, захочет узнать, что за причина твоего бегства, да еще в  мужской одежде. Я не знаю, как перенесешь ты нее угрозы, а может статься, даже  побои  родителей,  и,  хотя  ты сделаешь все, чтобы свидеться с Ромео, действуя этим способом, ты потеряешь всякую надежду когда-либо увидеть его.

На благоразумные  слова  монаха  Джульетта,  несколько  успокоившись, отвечала:

-  Я  вижу,  падре,  что  намерение  мое  вам не по душе, и я вам верю; посоветуйте  же  и научите, как мне развязать тот запутанный узел, в котором я, несчастная,  очутилась,  и как мне с наименьшими страданиями свидеться с моим  Ромео,  ибо  без  него  мне  нет  жизни. И если вы мне никак помочь не можете,  то по крайней мере помогите мне не быть ничьей женой, раз я не могу принадлежать Ромео. Он мне говорил, что вы великий знаток трав и всяких иных лекарств  и  умеете  делать настойку, которая через два часа без всякой боли умерщвляет человека. Дайте мне ее в таком количестве, чтобы я могла избежать рук  этого  разбойника  и  губителя,  ибо другим способом вы не вернете меня Ромео.  Он  любит  меня так же, как и я его, и согласится скорее видеть меня мертвой,  чем  в  объятьях  другого.  Вы  избавите  меня  и всю мою семью от величайшего  позора,  ибо,  если  нет иного пути спасти мое утлое суденышко, которое  носится  без руля по этому бушующему морю, я даю вам слово и сдержу его, что однажды ночью острым кинжалом покончу с собой, вскрыв вены на шее, ибо я лучше умру, чем нарушу клятву супружеской верности, данную Ромео.

Монах  был  человек многоопытный, исколесил на своем веку много стран и повидал множество диковинных вещей; особенно хорошо ведомы ему были свойства трав  и  камней,  и был он одним из величайших знатоков магии тех времен. Он умел  составлять  снотворное из смеси всяких трав, которую потом превращал в мельчайший  порошок,  обладающий  чудесной силой: если развести его в воде и выпить,  человек  через полчаса засыпал таким крепким сном и все чувства его настолько  притуплялись,  что  даже  самый  ученый и опытный медик не мог бы сказать, что человек этот жив. В таком оцепенении человек мог пробыть сорок, а  иногда  и  больше часов - в зависимости от количества принятого порошка и состояния  организма.  Когда  действие порошка прекращалось, принявший его - будь  то  мужчина  или  женщина  - просыпался как ни в чем не бывало, словно после долгого сладкого сна.

Услышав  о смелом намерении безутешной молодой женщины, монах, движимый жалостью, еле сдерживая слезы, печальным голосом сказал:

- Послушай,  дочь моя, не говори о смерти, ибо уверяю тебя, что раз ты умрешь,  ты  уже  никогда  больше  на  землю не вернешься, разве лишь в день страшного  суда,  когда  все  мертвые  воскреснут. Я хочу, чтобы ты думала о жизни,  пока  будет  угодно  господу.  Он дал нам жизнь и хранит ее, он же и возьмет  ее, если на то будет его воля. Отгони же от себя эти мрачные мысли. Ты  еще  молода,  ты должна наслаждаться жизнью и любовью со своим Ромео. Не сомневайся  же,  мы  найдем  средство спасти тебя. Как тебе ведомо, я в этом великолепном  городе пользуюсь всеобщим почетом и уважением. Узнай люди, что я  способствовал твоему браку, стыд и позор пали бы на меня. Что же будет со мной,  если  я  дам тебе яд? Но яда у меня нет, да и имей я его, я все равно тебе  его  не  дал  бы,  ибо  это значило бы нанести смертельное оскорбление господу, и я потерял бы уважение всех. Ты, вероятно, слышала, что нет такого сколько-нибудь  важного  деяния, в котором не принял бы я участия; не прошло еще двух недель, как синьор города привлек меня к делу величайшего значения. Поэтому,  дочь  моя,  я  охотно  сделаю  все  для тебя и Ромео и ради твоего спасения буду стараться, чтобы ты принадлежала ему, а не этому Лодроне. Я не дам  тебе умереть. Но надо, чтобы никто никогда о моей помощи не узнал. Будь же  смелой  и  твердой  и  решись сделать то, что я тебе прикажу. Вреда тебе никакого не будет. Слушай меня внимательно.

С  этими  словами  монах  показал  Джульетте  порошок, поведав ей о его чудесных свойствах и о том, что много раз он его испробовал и всегда порошок этот оказывал превосходное действие.

-  Дочь  моя,  -  сказал ей монах, - мой порошок столь чудодейственен и обладает  столь  необыкновенной  силой, что без вреда для твоего здоровья он усыпит  тебя,  как я тебе уже говорил, и во время твоего безмятежного сна ни один  врач,  будь  то  Гален,  Гиппократ, Мезуе** или Авиценна и весь сонм величайших  медиков,  Ныне  существующих или живших когда-либо, увидя тебя и пощупать  твой  пульс,  не  смогут  не  признать  тебя  мертвой. Но когда ты проснешься  в  положенный час, ты встанешь такая же красивая и здоровая, как поутру  встаешь  с  кровати.  Ты выпьешь это снадобье, когда взойдет заря, и вскоре уснешь, а в час, когда все поднимаются, твои домочадцы, увидя, что ты еще  спишь,  захотят  тебя  разбудить  и  не  смогут. Ты будешь без пульса и холодная  как  лед. Позовут врачей и родственников, и все будут, разумеется, считать  тебя  умершей,  и к вечеру тебя положат в родовой склеп Капулетти. Там ты будешь спокойно отдыхать всю ночь и следующий день. На вторую ночь я и Ромео придем за тобой, ибо я через посланца извещу его обо всем. Он тайком отвезет  тебя  в  Мантую,  и  ты  будешь  скрываться там, покуда не наступит благословенный  мир  меж  вашими  семьями,  и  эта  надежда  дает  мне  силу добиваться его. Если ты не согласишься на мое предложение, тогда я не знаю, чем  тебе  еще  можно  помочь.  Но  слушай,  как я уже сказал, ты должна все хранить в тайне, иначе ты повредишь и себе и мне.

Джульетта,  которая  ради  своего  Ромео  готова  была  бы  броситься в пылающий горн, а не то что лечь в склепе, полностью доверилась речам монаха, без всяких колебаний согласилась и так сказала ему:

-  Падре, я сделаю все, что вы мне прикажете, и предаю себя Нишей воле. Не  сомневайтесь, я никому не скажу ни слова и буду все хранить в строжайшей тайне.

Монах  без  промедления  побежал  в  келью  и  принес Джульетте щепотку порошка,  завернутого  в  клочок  бумаги.  Молодая  женщина  взяла  порошок, положила  его  в  один из своих карманов и принялась осыпать благодарностями фра  Лоренцо.  Монах  же  с  Трудом  мог  поверить  тому, что девочка сумеет проявить такую смелость и мужество и позволит себя запереть в гробнице среди мертвецов, и сказал ей:

- Скажи, дитя мое, ты не боишься Тебальдо, который так недавно был убит и теперь лежит в склепе; он, вероятно, уже издает зловоние.

- Падре,  -  отвечала  Джульетта,  - не беспокойтесь, если бы мне даже пришлось  пройти  все  адские муки, чтобы обрести Ромео, и не побоялась бы и геенны огненной.

- Да  пребудет  с  тобой  господь,  -  сказал монах. Джульетта, ликуя, вернулась к матери и по дороге из монастыря домой сказала ей:

- Мама,  милая,  верьте, что фра Лоренцо святой человек. Он так утешил меня своими ласковыми и святыми речами, что я почти избавилась от угнетающей меня  тоски.  Он мне  прочел  по поводу моего состояния самое благочестивое наставление, какое только можно себе представить.

Мадонна  Джованна,  видя  дочь повеселевшей и услышав ее слова, страшно обрадовалась, что она утешилась и успокоилась, и сказала ей:

- Дочь моя дорогая, да благословит тебя бог! Я так рада, так рада тому, что  у  тебя веселей на душе! Мы обязаны столь многим нашему духовному отцу! Возблагодарим  же  его и поддержим нашей милостыней, ибо монастырь бедный, а он  каждый  день  молит  бога  о  нас.  Вспоминай о нем почаще и посылай ему хорошие дары.

Мадонна Джованна полагала по притворно веселому виду Джульетты, что она действительно  рассталась со своей прежней тоской. Она сказала об этом мужу, и  оба,  крайне  довольные,  перестали  подозревать, что Джульетта в кого-то влюблена.  Догадаться  об  истинной  причине  ее  тоски  они  не могли, и им казалось,  что  этому  виной  смерть  Тебальдо  или еще какое-либо печальное событие. Родители  считали  Джульетту  еще  слишком  юной и охотно, не будь задета их честь, года два-три держали бы ее при себе; но дело с графом зашло чересчур  далеко,  и  отказ от того, что было уже твердо решено, мог вызвать большие разговоры.

Приближался  назначенный  день  свадьбы,  и  для  Джульетты приготовили пышные и богатые одежды и драгоценности. Поутру она встала веселой, смеялась и  шутила,  и  часы  казались  ей  годами,  так  хотелось ей поскорей выпить снотворный  порошок. Пришла ночь, а на следующий день, в воскресенье, должно было  состояться венчание. Джульетта, не говоря никому ни слова, приготовила стакан  с водой и поставила его у изголовья своей кровати, так что кормилица ничего   не   заметила.   Ночью   она  почти  не  сомкнула  глаз,  терзаемая противоречивыми  мыслями. Когда забрезжил рассвет и ей надлежало выпить воду с  порошком,  внезапно  представился ей Тебальдо с пронзенным шпагой горлом, истекающий  кровью. Она подумала, что, быть может, ее похоронят рядом с ним, а  вокруг гробницы будут лежать еще трупы и голые кости, и холод пронизал ее всю  насквозь,  по  телу  побежали мурашки, и, охваченная страхом, Джульетта задрожала  как  листочек  на  ветру.  Она  покрылась  ледяным  потом, ибо ей казалось,  что  мертвецы  разорвут  ее на тысячи мелких кусочков. Охваченная невероятным  ужасом,  она  не  знала,  как ей поступить. Потом, собравшись с мыслями, она сказала себе:

-  Горе  мне!  Что  собираюсь я делать? Куда же положат меня? А вдруг я очнусь  раньше,  чем подоспеют падре и Ромео, что тогда будет со мной? Смогу ли  я  вынести  то  зловоние,  что исходит от разложившегося трупа Тебальдо, когда  я не могу терпеть ничтожного дурного запаха? А может быть, в гробнице гнездятся  тысячи червей и змей, которые вызывают во мне страх и отвращение? И  если  я вся содрогаюсь при мысли об этом, то как же буду я терпеть, когда они  будут  кишеть  вокруг  меня  и  ко  мне прикасаться? Разве я не слышала столько раз, что рассказывают о страшных вещах, происходящих ночью не только в гробницах, но и в церквах и на кладбищах?

Все  эти  опасения  вызывали в ее воображении тысячу ужасных видений, и она почти решилась не принимать порошка и была готова выбросить его, но в ее лихорадочном  мозгу снова и снова возникали самые противоречивые мысли: одни внушали   ей   принять   порошок,  другие  рисовали  бесконечное  количество опасностей. В конце концов после долгой борьбы, побуждаемая горячей и пылкой любовью  к  Ромео,  что  в  горе  стала  еще сильней, в пору, когда заря уже занималась на востоке, она одним глотком, отбросив все свои сомнения, выпила бестрепетно воду с порошком, потом легла и вскоре уснула.

Старая  кормилица, спавшая с ней в комнате, хотя и знала, что Джульетта не спала всю ночь, однако не заметила, как та выпила снадобье. Встав поутру, она,  как  обычно,  принялась за свою работу по дому. В час, когда Джульетта имела обыкновение просыпаться, старуха вошла в комнату и сказала:

- Вставай же, вставай, пора!

Открыв  окно и видя, что Джульетта не двигается, словно и не собирается вставать, она подошла к ней и, расталкивая ее, снова громко сказала:

- Ну, соня ты эдакая, вставай же, вставай!

Но  добрая  старушка  понапрасну  тратила слова. Тогда она что было сил стала  трясти  Джульетту, щипать ее и теребить за нос; по все ее усилия ни к чему  не  приводили.  Жизненные  силы Джульетты были в таком оцепенении, что самые  громкие  и резкие звуки в мире, самый страшный гул и грохот не смогли бы  ее разбудить. Бедная старуха, смертельно испуганная, видя, что Джульетта не  подает  никаких  признаков  жизни,  твердо решила, что она умерла. Сверх всякой  меры  огорченная  и  опечаленная,  она,  плача  навзрыд, бросилась к мадонне Джованне и, задыхаясь от горя, едва могла вымолвить:

- Мадонна, дочь ваша скончалась.

Мать  опрометью  побежала,  заливаясь  слезами, и нашла свою дочь в том состоянии,  о  котором  вы  уже  знаете.  Каково  было горе матери и как она убивалась, говорить не приходится. Она горько рыдала, вознося к звездам свои громкие   мольбы,   которые  могли  бы  тронуть  камни  и  смягчить  тигров, разъяренных потерей своих детенышей. Плач и вопли матери и старухи-кормилицы раздавались  по  всему  дому:  все сбежались на этот шум. Прибежал и отец и, увидев  свою дочь холодной как лед, без всяких признаков жизни, помертвел от горя. Пошли разговоры, и мало-помалу весть о случившемся распространилась по всему  городу.  Собрались  все родственники и друзья, и чем больше прибывало народу,  тем  громче  становился плач. Послали за самыми знаменитыми врачами города, которые испробовали безуспешно тысячу всяких средств, но, узнав, что девушка  в  последнее  время  только  и  делала, что плакала и вздыхала, все сошлись  на  том  мнении,  что  какое-то  безмерное  горе убило ее. От этого известия  плач  и  стенания  стали  еще громче; все веронцы оплакивали столь внезапную  и  горькую  смерть Джульетты. Больше всех убивалась мать, которая без  конца  лила  слезы  и  не  слушала ничьих утешений. Она трижды обняла и поцеловала дочку, бесчувственную и неподвижную, как мертвец, и печаль ее все увеличивалась, а  рыдания  становились  все безудержнее. Собравшиеся вокруг женщины пытались, как могли, ее успокоить. Но она так предалась своему горю, что  совсем  обезумела, не слушая того, что ей говорили, и только плакала да время от времени пронзительно кричала и рвала на себе волосы. Мессер Антонио был  опечален  не менее жены, почем сдержаннее выражал он свое горе слезами, тем  тяжелее  оно  ложилось  на  сердце; он, столь нежно любивший свою дочь, чувствовал   невыразимую  муку,  но,  как  человек  благоразумный,  старался справиться с ней.

В это утро фра Лоренцо написал подробное письмо Ромео о порошке, данном Джульетте,  и  о  последствиях этого, сообщая, что ночью он отправится взять Джульетту  из  гробницы  и  спрячет  ее  в своей келье. Поэтому Ромео должен постараться  как  можно скорее прибыть переодетым в Верону, и он будет ждать его  до  следующей  полуночи,  а  потом уж они договорятся, как быть дальше. Написав  письмо  и  запечатав его, он отдал его самому преданному послушнику своему,  приказав  немедленно  ехать  в  Мантую, найти там Ромео Монтекки и передать  ему  письмо  прямо  в  руки,  не доверяя его никому другому. Монах пустился  в  путь  и,  прибыв  в  Мантую  очень  рано,  спешился у монастыря Сан-Франческо.  Он поставил на место лошадь и, пока искал привратника, чтобы тот  дал ему провожатого по городу, узнал, что недавно один из монахов этого монастыря  умер,  а  так как побаивались чумы, санитарные власти решили, что упомянутый  монах  умер именно от нее, тем более, что в паху у него оказался бубон  величиною с яйцо, что служило несомненным признаком этой болезни. Как раз  в  тот  момент,  когда  монах-веронец  просил  о  провожатом, появилась санитарная  стража  и,  под страхом строжайшего наказания со стороны синьора города,  приказала  привратнику  никого  не выпускать из монастыря, если ему дорога  милость  властителя.  Монах,  прибывший из Вероны, всячески старался доказать, что он только что приехал и ни с кем еще не виделся, но все же ему пришлось  покориться  и остаться с братией в монастыре. Вот почему он не мог передать  злосчастное  письмо  Ромео,  ни  сообщить  ему  о  нем  каким-либо способом.  Это  было  причиной  величайшего  несчастья  и горя, как вы потом узнаете.

В  Вероне  в  это  время  шли  приготовления  к торжественным похоронам Джульетты, которую все сочли умершей, и было решено, что они состоятся в тот же  день  поздно  вечером.  Пьетро,  слуга  Ромео,  прослышав, что Джульетта умерла,  в  крайнем смятении решил отправиться в Мантую, но прежде дождаться похорон,  чтобы  воочию  убедиться  в  смерти  молодой  женщины  и тогда уже сообщить  об  этом  своему господину. Желая выбраться поскорей из Вероны, он решил  ночью  ехать  верхом на лошади, дабы рано утром, как только откроются городские  ворота,  попасть  в  Мантую.  Однако,  к всеобщему неудовольствию веронцев,  пышное  погребальное  шествие  с  гробом  Джульетты  в  окружении клириков  и  монахов  города  двинулось  по направлению к Сан-Франческо лишь поздно  вечером.  Пьетро был так ошеломлен случившимся, глубоко жалея своего господина, который безгранично любил девушку, что совершенно потерял голову, забыв  встретиться  с фра Лоренцо и посоветоваться с ним, как он это делал в других  случаях;  найди  он  падре,  он  узнал  бы  всю  историю с порошком, рассказал   бы   ее   Ромео  и  не  произошло  бы  того  несчастья,  которое воспоследовало.

Теперь,  увидя  Джульетту  в  гробу и убедившись, что это действительно она,  Пьетро  сел на коня и поскакал по направлению к Виллафранка, чтобы там дать  передышку  лошади  да  и  самому немного поспать. Встав за два часа до наступления  дня,  он  на  рассвете прибыл в Мантую и направился прямо в дом своего господина.

Однако  вернемся  в  Верону.  Джульетту  отнесли  в  церковь,  где, как полагается,  отслужили  торжественную  заупокойную мессу, и около двенадцати часов  ночи*** перенесли  в гробницу. Была эта гробница мраморная и очень большая.  Стояла  она  на возвышении на церковью и одной стороной выходила к стене  соседнего  кладбища,  тянувшейся на расстоянии трех-четырех локтей от нее,  и,  когда  труп клали в гробницу, приходилось выбрасывать останки тех, кто  был раньше там похоронен. Когда открыли гробницу, фра Лоренцо оттащил в сторону  тело  Тебальдо,  который, будучи от природы худощав и потеряв много крови,  мало  испортился и не издавал слишком большого зловония. Потом монах приказал подмести и вычистить гробницу, ибо на него были возложены заботы по похоронам,  и  устроил все как можно лучше; в изголовье Джульетте он положил подушечку. Потом опять запер гробницу.

Когда  Пьетро  вошел в дом, Ромео был еще в постели. Рыдания и слезы не давали  Пьетро вымолвить ни слова, чему Ромео был крайне удивлен и, готовясь услышать  о  любом несчастье, только не о том, которое произошло, так сказал ему:

-  Пьетро,  что  с  тобой?  Какие  новости привез ты мне из Вероны? Как поживает  мой  отец  и другие родственники? Скажи мне скорей, не мучай меня. Что случилось, почему ты столь опечален? Говори же скорей!

Пьетро, справившись, наконец, со своим волнением, слабым, прерывающимся голосом  поведал  Ромео  о  смерти  Джульетты,  сказав, что он видел, как ее понесли хоронить, и что ходят слухи, будто она скончалась от тоски. От этого ужасного  известия  Ромео  долгое  время  не  мог  прийти в себя, потом, как сумасшедший, вскочил с кровати и закричал:

-  О  изменник Ромео, вероломный предатель, из всех неблагодарных самый неблагодарный!  Не  от  горя  умерла  твоя  супруга, от горя не умирают; ты, несчастный,  ты  ее  убийца, ты ее палач. Ты тот, кто погубил ее. Она писала тебе,  что  лучше  умрет,  чем будет женою другого, умоляла тебя взять ее из дома  отца.  И  ты,  неблагодарный,  ты,  ленивец, ты, жалкий пес, ты дал ей слово, что  приедешь за ней, уговаривал ее быть веселой и откладывал со дня на  день,  не  решаясь  сделать  то, что она хотела. Ты остался сидеть сложа руки,  а  Джульетта  умерла.  Джульетта  умерла,  а  ты жив еще? О изменник, сколько раз ты писал и клялся на словах, что без нее тебе не жить. Однако ты все  еще  живешь.  Как  ты думаешь, где она? Душа ее блуждает где-то здесь и ждет,  что  ты  последуешь  за ней. Она порицает тебя: "Вот лгун, вот лживый любовник  и  неверный  супруг,  до  него  дошла  весть,  что  я умерла, а он продолжает жить!" О, прости, прости меня, возлюбленная супруга моя, я сознаю свой  величайший  грех. Но если того горя, которое сверх всякой меры терзает меня,  недостаточно,  чтобы  отнять  у  меня  жизнь,  я  сам  сделаю то, что полагалось  сделать  ему. Я покончу с собой - вопреки горю и смерти, которые медлят.

Сказав  это, он протянул руку к шпаге, что висела в головах кровати, и, вынув  ее  из  ножен,  приставил к груди против сердца. Однако добрый Пьетро подоспел  вовремя  и вырвал шпагу у него из рук, так что Ромео не успел себя ранить. Пьетро  стал  утешать  его,  как подобает хорошему и доброму слуге, уговаривая  не  совершать  никаких безумств, а остаться жить на белом свете, ибо  уже  никакие  человеческие силы не воскресят его умершую супругу. Ромео был в таком отчаянии от этой ужасной внезапной вести, что в груди у него все окаменело,  он  стал  подобен  холодному  мрамору,  и  ни  одна  слезинка не скатилась  у  него  из  глаз.  Если  бы кто-либо поглядел на его лицо в этот момент,  то  сказал  бы,  пожалуй, что это статуя, а не живой человек. Но не прошло  много  времени,  как  слезы  полились  у  него  в  таком обилии, что казалось,  будто забил неиссякаемый родник. Слова, которые, плача и вздыхая, он  произносил,  тронули  бы  сердце  самых  закоренелых  злодеев. Когда его душевные  страдания  нашли себе, наконец, выход, Ромео стал помышлять о том, чтобы  отдаться  на  волю своим горестным мукам и отчаянию, и решил, что раз его  дорогая  Джульетта  умерла, ему незачем жить на свете. Но, приняв такое суровое  решение, он и виду не показал и словом не обмолвился, но скрыл свое намерение,  боясь,  что  слуга  или  кто-либо другой помешают ему привести в исполнение  то,  что  запало ему в душу. Он строго-настрого приказал Пьетро, который  был  один в комнате, никому не говорить о смерти Джульетты и о том, что  он собирался лишить себя жизни; потом велел ему взнуздать двух лошадей, сказав, что собирается ехать в Верону.

-  Я  хочу, - молвил Ромео, - чтобы ты потихонечку, не говоря никому ни слова,  уехал  отсюда,  а  когда  прибудешь  в Верону, не говори отцу, что я должен  приехать,  приготовь инструменты, чтобы открыть гробницу, и подпорки для  крышки,  ибо сегодня к ночи я буду в Вероне и направлюсь прямо в домик, что стоит  за  нашим  садом, а между тремя и четырьмя**** часами мы пойдем с тобой  на  кладбище;  я  хочу  в  последний раз увидеть мою дорогую супругу, покоящуюся  в  гробу.  А поутру я, неузнанный, покину Верону, ты меня в пути догонишь, и мы вместе вернемся сюда.

Недолго  оставался  Пьетро в Мантуе. Когда он уехал, Ромео написал отцу письмо  и  просил у него прощения за самовольную женитьбу, рассказав о своей любви  и  о  совершившемся  браке. Он горячо умолял отца, чтобы тот приказал постоянно  служить торжественную заупокойную мессу на могиле своей невестки, оплачивая  это  из  личных  доходов  Ромео:  у  Ромео было несколько имений, доставшихся  ему  в наследство по завещанию умершей тетки. Он попросил также обеспечить Пьетро, дабы он, не прибегая к милости других, мог жить безбедно. И  об  исполнении  этих  двух  своих  желаний  он  настойчиво  просил  отца, утверждая,  что  это  его  последняя воля. А так как тетка его умерла совсем недавно,  он  также  просил отца первые доходы с его имений раздать нищим во имя Божие. Написав письмо и запечатав его, он положил его за пазуху. Потом взял  бутылочку  с  ядовитым зельем, оделся в немецкое платье и сказал своим слугам,  что  на следующий день вернется и что сопровождать его не нужно. Он скакал,  что  есть  мочи,  и  в  час  вечерней  молитвы  прибыл  в Верону, и отправился  прямо  к Пьетро, который приготовил все, что ему было приказано. Около четырех часов ночи, запасшись различными инструментами, которые могли понадобиться,  они  направились  в  крепость и без всякой помехи проникли на кладбище  церкви  Сан-Франческо.  Там  они  без  труда  нашли  гробницу, где покоилась Джульетта, открыли ее и под крышку подставили подпорки. Пьетро по приказанию Ромео принес с собой маленький фонарь, который некоторые называют "чека", а другие "сорда"*****. При свете его они совершили то, что хотели.

Войдя  внутрь  склепа,  Ромео  увидел свою дорогую супругу, которая поистине казалась   покойницей.  Ромео  бросился  почти  без  чувств  на  тело  своей Джульетте,  похолодевший более, чем она, и некоторое время лежал, охваченный великим  горем,  похожий  сам  на мертвеца. Придя в себя, он принялся горько плакать,  обнимая  и  целуя  Джульетту,  орошая слезами ее мертвенно-бледное лицо.  Рыдания  не  давали  ему  произнести  ни слова. Он долго плакал и так убивался,  что  самые  жестокие сердца дрогнули бы от жалости. Потом, решив, что  жизнь ему более не нужна, он взял бутылочку с ядом, которая была у него с  собой,  поднес  ее  ко  рту и залпом выпил. Сделав это, он позвал Пьетро, который  поджидал  его  на  кладбище,  и  велел  ему приблизиться.

-  Вот,  Пьетро,  моя жена; ты знал и знаешь, как я люблю ее. Я не могу жить  без  нее,  как  тело не может жить без души. Я принес с собой ядовитую змеиную  настойку,  которая  меньше чем в час убивает человека. Я выпил ее с радостью,  чтобы лечь мертвым рядом с той, которая при жизни была мною столь любима.  И  если  нам  не суждено было при жизни быть вместе, зато мертвый я буду покоиться рядом с ней. Видишь эту бутылочку? Здесь был ядовитый настой. Если ты помнишь, мне дал его в Мантуе тот человек из Сполето, который держал живых  гадюк и других змей. Бог в своем милосердии да простит мне содеянное, ибо  я  убил  себя,  не  желая его оскорбить, а чтобы не жить без моей милой супруги. И если ты видишь на глазах моих слезы, не думай, что я плачу, жалея себя,  ибо  должен умереть молодым; я плачу от горя по усопшей, которая была достойна  счастливой и безмятежной жизни. Передай это письмо отцу моему. Там все мои посмертные желания, как относительно гробницы, так и моих людей, что остались в Мантуе. Тебе же, как своему верному слуге, я отписал столько, что тебе  не  придется больше служить. Я уверен, что отец мой полностью исполнит то,  о  чем  я  его  прошу.  Теперь  я  чувствую,  что смерть близка, ибо яд разливается  по  моему  телу и я слабею. Подержи же крышку и помоги мне лечь рядом с моей любимой.

Пьетро  был  в таком отчаянии, что казалось, сердце у него разорвется в груди  от бесконечной муки, которая его терзала. Много слов сказал он своему господину, но все было напрасно, ибо от этого яда спасения никакого не было, а  он  уже разлился по всему телу. Ромео взял Джульетту на руки и, без конца осыпая  ее поцелуями, ждал своей неминуемой смерти, приказав Пьетро опустить крышку гробницы. Тем временем Джульетта проснулась, ибо действие порошка уже кончилось.  Ощутив  поцелуи, она решила, что к ней пришел фра Лоренцо, чтобы отнести  ее  в  келью, и, охваченный плотским вожделением, держит ее в своих объятиях.

- Что вы, фра Лоренцо, - удивленно сказала Джульетта, - а Ромео вам так доверял! Оставьте меня.

И,  стараясь  вырваться  из объятий, она открыла глаза, увидела себя на руках  Ромео,  тут  же  узнала  его,  хотя  он был одет на немецкий манер, и воскликнула:

-  Боже  мой,  ужели это вы, жизнь моя? А где фра Лоренцо? Почему вы не уносите меня подальше от этой могилы? Ради бога, бежим скорей отсюда!

Ромео,  увидев,  что  Джульетта  открыла глаза и заговорила, убедившись воочию,  что  она  жива,  ощутил  в одно и то же время радость и невыразимую скорбь и, обливаясь слезами и прижимая к груди свою дорогую жену, сказал:

-  О жизнь моей жизни и душа моего тела, может ли быть на свете человек счастливее  меня  в  эту  минуту,  когда  я  держу  вас  в объятиях, живую и здоровую, будучи прежде твердо уверен, что вы скончались? Но чья мука может сравниться  с  моей и чье наказание может быть суровее моего теперь, когда я чувствую,  что  пришел  конец  печальным  дням моим и жизнь моя угасает, а я больше,  чем когда-либо, мог бы наслаждаться жизнью. Мне осталось прожить на свете  лишь полчаса, и это все. Разве сочетались когда-либо в одном человеке столь  безумная  радость  и  бесконечная  скорбь,  как  во мне в этот миг? Я счастлив  безмерно  и  полон  радости,  что  неожиданно вижу вас, нежная моя супруга,  живой,  вас,  которую  считал мертвой и так горько оплакивал. Но я чувствую бесконечную скорбь и муку, которой нет равной, зная, что мне уже не придется видеть вас, слышать ваш голос и проводить с вами время, наслаждаясь вашим  обществом,  столь  для  меня  желанным.  Поистине  радость видеть вас превосходит  тоску,  что  меня терзает; однако близится час, когда мы должны навеки  расстаться; я молю всевышнего, чтобы те годы, что он отнимает у моей несчастной  юности,  он  прибавил  к  вашим, и вам дозволено было бы долго и счастливо жить, я же ощущаю, что жизнь моя уходит.

Джульетта,  слушая  то, что говорил ей Ромео, совсем почти очнувшись от сна, сказала ему:

-  Что  это  за  слова,  синьор  мой,  вы  произносите?  Хорошо же ваше утешение!  Значит,  вы приехали из Мантуи, чтобы сообщить мне столь приятную новость? Что с вами?

Тогда несчастный Ромео поведал ей, что выпил яд.

-  О  горе  мне,  горе!  -  воскликнула  Джульетта.  - Что слышу я! О я горемычная!  Разве  фра  Лоренцо  ничего  не сообщил вам о том, что мы с ним порешили? Он же мне обещал, что напишет вам обо всем.

Тут  безутешная  молодая  женщина,  полная горькой скорби, рыдая, почти обезумев от отчаяния, рассказала подробно, как она и падре решили уберечь ее от  мужа,  которого  отец  прочил ей. После этих слов скорбь Ромео стала еще безмерней.  И  тем  временем как Джульетта сетовала на их несчастную судьбу,  взывая  к небу, звездам и всей вселенной - суровой и бесчувственной, - Ромео заметил  мертвого Тебальдо, которого он убил несколько месяцев назад, как вы уже слышали, и, обратившись к трупу, сказал:

-  Тебальдо,  где  бы ты ни был, знай, что я не хотел тебя оскорбить. Я вмешался в ссору, чтобы прекратить ее и уговорить тебя увести твоих людей, а своих заставить  сложить оружие. Но ты, кипя гневом и старинной ненавистью, не  захотел  внимать моим словам, а вероломно напал на меня. Ты вынудил меня схватиться  за  оружие,  я  потерял  терпение  и не мог отступить, но я лишь защищался,  это  твой  злой  рок  захотел, чтобы я убил тебя. Теперь я прошу прощенья  за  то,  что я причинил тебе, тем более, что я породнился с тобой, женившись  на  Джульетте. Если ты жаждешь мести, то теперь ты отомщен. Разве может быть  большая  месть, чем видеть, что твой убийца в твоем присутствии принял яд, и добровольно здесь умирает, и рядом с тобой будет погребен? Если при жизни  мы  были  врагами, то после смерти будем мирно покоиться в одной гробнице.

Пьетро,  внимая  этим  горестным речам мужа и стенаниям жены, безмолвно стоял,  словно  мраморная  статуя, не веря ни своим глазам, ни ушам, считая, что все это лишь сон, и был столь ошеломлен, что не знал ни что говорить, ни что   делать.   Бедняжка  Джульетта,  страдая  более  всякой  иной  женщины, предаваясь безмерному отчаянию, наконец, сказала Ромео:

-  Богу  не было угодно, чтобы мы жили вместе, пусть же он позволит мне умереть  и  быть  похороненной  вместе с вами. Знайте же (да исполнится воля его!), отныне я никогда с вами не расстанусь.

Ромео  снова  сжал  ее  в объятиях и ласково стал умолять, чтобы она не горевала  и  думала  не  о смерти, а лишь о жизни, ибо он отойдет в иной мир успокоенный,  если будет знать, что она жива, и еще много-много слов говорил он ей. Постепенно он стал слабеть, взгляд его затуманился и силы начали его оставлять.  Он  не мог уже держаться на ногах и, весь поникнув, опустился на землю; печально глядя в лицо своей страдающей супруге, он прошептал:

- Увы, жизнь моя, я умираю...

Фра  Лоренцо по какой-то причине не хотел перенести Джульетту в келью в ту  ночь,  когда  ее  похоронили.  На  следующую  ночь,  видя,  что Ромео не появляется,  он  взял  преданного монаха и нужные инструменты, чтобы открыть гробницу,  и  подошел  к ней в тот момент, когда Ромео расставался с жизнью.

Увидя гробницу открытой и узнав Пьетро, он сказал:

- Доброго здоровья, а где же Ромео?

Джульетта, услышав голос монаха, подняла голову и сказала:

- Бог да простит вас! Хорошо же вы исполнили обещание послать письмо Ромео!

-  Я  послал  письмо,-  ответил  монах,  -  я  поручил  его отвезти фра Ансельмо,  которого  ты  знаешь. А почему ты мне это говоришь? Горько плача, Джульетта сказала:

- Подите же сюда, и вы узнаете все.

Падре приблизился и, увидев Ромео, в котором жизнь едва-едва теплилась, сказал ему:

- Ромео, сын мой, что с тобой?

Ромео  открыл  помутневшие  глаза,  признал  его  и тихо молвил, что он поручает  ему  Джульетту,  а  ему уж не нужны более ни советы, ни помощь; он раскаивается в своих грехах и просит прощения у господа и у падре. С большим трудом несчастный Ромео произнес эти последние слова, судорожно хватаясь за грудь, уже неподвижную, закрыл глаза и умер.

Как  велико и невыносимо было горе безутешной супруги, у меня не хватит мужества  вам  рассказать, но тот, кто сам поистине любит, пусть подумает об этом  и  представит  себе  столь  ужасное  зрелище.  Она отчаянно убивалась, бесконечно  проливая  слезы,  напрасно повторяя любимое имя, потом в великой скорби упала на бездыханное тело мужа и долгое время оставалась совершенно неподвижной. Падре и Пьетро,  опечаленные  сверх  всякой меры, делали все возможное, чтобы привести ее в чувство. Придя в себя и ломая руки, Джульетта дала волю слезам и столько пролила их, сколько не выпадало на долю ни одной женщине; целуя мертвое лицо Ромео, она сказала:

-  О  сладчайший приют моих мыслей, сколько радостей я познала с тобой, мой  единственный и дорогой супруг, сколько горечи таилось в твоей сладости! Ты  в цвете твоей прекрасной молодости закончил свой путь, не думая о жизни, которой  все  так  дорожат.  Ты  захотел  умереть  в  ту  пору, когда другие наслаждаются  жизнью,  и  подошел  к  той  черте,  к которой рано или поздно подойдут  все.  Ты, повелитель мой, пришел закончить свои дни на могиле той, что  любила  тебя  превыше  всего, добровольно решив похоронить себя рядом с ней,  считая  ее мертвой. Ты не надеялся, что увидишь мои горькие и обильные слезы.  Не  думай  же,  что,  уйдя  в  другой мир, ты меня там не найдешь. Я уверена,  что, если бы ты меня там не нашел, ты вернулся бы сюда посмотреть, иду ли я за тобой. Быть может, душа твоя витает вокруг, удивляясь и скорбя, что я мешкаю. Синьор мой, я иду за тобой, я ощущаю тебя, я вижу тебя и знаю, что  ты  ждешь моего прихода. Не бойся, синьор мой, что я останусь здесь без тебя. Жизнь  моя  без  тебя  была бы ужасной, самой страшной смертью, какую только  можно  вообразить. Итак,  дорогой  супруг,  я иду к тебе, чтобы уже больше никогда не разлучаться. Да и с кем еще я могла бы уйти из этой жалкой и тягостной  жизни, если самое радостное для меня - это следовать за тобой? Разумеется, ни с кем.

Монах и Пьетро, стоявшие тут же, охваченные великой жалостью, плакали и старались, как могли, утешить Джульетту. Но все их усилия были тщетны.

Тогда фра Лоренцо сказал ей:

-  Дочь  моя,  случилось то, что было суждено. Если бы наши слезы могли воскресить  Ромео,  мы  изошли  бы  слезами, чтобы помочь ему; но пути к его спасению  нет.  Успокойся  же  и  вернись  к  жизни.  Если  же  ты не хочешь возвращаться  домой,  дай  мне согласие, и я устрою тебя в святом монастыре,

Джульетта  не хотела слышать его речей, но настаивала на своем жестоком решении  и  все  сетовала,  что  не  может отдать свою жалкую жизнь за жизнь Ромео, твердо решив умереть. Дыхание ее стеснилось, она легла в могилу рядом с Ромео и, не произнеся ни слова, скончалась.

Тем  временем  как  два  монаха  и  Пьетро  понапрасну хлопотали вокруг мертвой  Джульетты,  полагая,  что  она лишилась чувств, стража, проходившая случайно  мимо,  увидя  свет в гробнице, прибежала туда. Она взяла монахов и Пьетро  и,  услышав печальную весть о несчастных влюбленных, оставив монахов под  надежной  охраной,  отвела  Пьетро к синьору Бартоломео, сообщив, каким образом его захватили.

Синьор   Бартоломео   велел   ему   подробно  рассказать  историю  двух влюбленных,  и,  когда забрезжил день, он поднялся и выразил желание увидеть оба трупа.

Весть об этом случае разнеслась по всей Вероне, и все от мала до велика побежали   на   кладбище;   Пьетро   и  монахи  были  прощены,  затем  самым торжественным  образом  было  совершено  погребение  при  величайшей  скорби семейств  Монтекки  и  Капеллетти и плаче всего города. Синьор захотел, чтоб влюбленные были похоронены в одной и той же могиле. По этой причине Монтекки и Капулетти  примирились, хотя мир этот длился недолго. Отец Ромео, прочтя письмо  сына,  долгое  время  предавался  скорби  и  полностью исполнил волю последнего.

На  гробнице  двух  влюбленных  была высечена эпитафия, которая гласила следующее:

Поверив в смерть своей супруги милой,     Которой жизнь, - увы! - не возвратят,     Ромео, пав на грудь ей, принял яд -
Тот, что зовут "змеиным" - страшной силы.
 
Она ж, проснувшись и узнав, что было,
И обратив к супругу скорбный взгляд,    Рыдала над тягчайшей из утрат,
Взывала к звездам, небеса молила.
 
Когда ж - о горе! - стал он недвижим,
Она, бледней, чем саван, прошептала:     "Позволь, господь, и мне идти за ним;
 
Нет просьб иных, и я прошу так мало -Позволь быть там, где тот, что мной любим!"
И тут же скорбь ей сердце разорвала.

_____________

* Lodrone -  родовое  имя  графа  Париса,  созвучно  с  lаdrone,  что по-итальянски значит "разбойник".

** Арабский    врач,   автор   фармацевтического   трактата,   очень распространенного в Италии XVI - XVII вв.

*** Т. е. около шести часов утра.

**** Т. е. между девятью и десятью часами вечера.

***** Различные  названия  потайного  фонаря  (cieco  -  по-итальянски "слепой", sordo - "приглушенный", "затененный").

 
***

Вот в таком разрезе. Как сказал Венгеров:

«Если бы мы даже знали каждый шаг жизни Шекспира… то это нимало не приблизило бы нас к объяснению великой загадки нарождения такого необычайного дарования в самых обыкновенных житейских условиях. Как сам Шекспир создал вечные, общечеловеческие типы, как он сам переносил действие своих драм в различные эпохи и страны и этим ставил их вне времени и пространства, так и собственное его творчество не подчинено в своих коренных основаниях условиям времени и пространства. Кроме безусловно-второстепенных мелочей и отдельных выражений, в великих произведениях Шекспира (в слабых вещах есть сильные следы эпохи) мы не можем доискаться даже того, где в них сказался англичанин».

Скромно полагаем, что в этом англичанин и сказался:

а) Всё ворованное
б) Вместо настоящего вора (точнее, воровской шайки) за стол посажен картонный зиц-председатель. С которого взятки гладки. Чи был Шекспир, чи нет. А концы в воду.

Что касается Банделло, то его новелла, не попади она в оборот английского пропагандистского аппарата, была бы благополучно забыта. Для своего времени это было прекрасное литературное произведение. В начале 19 века «Ромео и Джульетту» мог спасти характерный для романтизма интерес к старине и экзотике, что реально и случилось (тогда всячески подчёркивалось, что речь идёт о нравах возрожденческой Италии). Далее новелла была бы так же прочно забыта, как новеллы несравненно более остроумного и  читабельного Бокаччио. Образованные люди, могут перечислить два-три-четыре сюжета его новелл, вспомнить университетскую программу. И только. Конечно, без шекспиризации сам Банделло был бы более известен, его имя интенсивно использовалось бы итальянскими националистами. Но общей картины это бы не изменило. УСТАРЕВШАЯ ЧЕПУХА.

Но чепуха стала элементом мирового промыва мозгов. Сначала англичанами, а потом и американцами. В конце концов, чепуха превратилась в творение величайшего гения, парящего над слабоумным человечеством «вне времени и пространства». А как такого Джина критиковать? Ведь его творчество тоже не от мира сего. Сказано же: сам вне времени и пространства, и произведения его вне времени и пространства. Если чего непонятно, значит, утиная твоя голова, недотумкал. Рой клювом, ищи высший смысл. Может, если текст «Ромео и Джульетты» на ассемблер перевести, это программа тетриса будет. ТАЛМУД.